Союз Верных. Энгельбрук. из цикла «Потускневшая жемчужина» - Александр Басов

Сержант ответил не сразу. Поразмыслив, он пришёл к выводу, что магистратский служащий, передавший ему тубус с приказом, не имел ни малейшего представления о подробностях убийств.

– Я был вчера в Магистрате и разговаривал с ратманом Олдриком. Странный вышел разговор. Советник сразу дал мне понять, что нас подслушивают, и всячески маскировал свой интерес к убийце. Зато по поводу золота говорил не скрываясь. Так что перед нами стоит ещё одна задача – найти, каким способом оно попадает в город.

– Олдрик очень умный человек, опытный по части закулисных интриг. Он не давал тебе

каких-нибудь подсказок, или указаний? Не напрямую, конечно. Зная, что разговор слушают, он мог подсказать хитрым образом, как бы невзначай обронить пару словечек, которые на первый взгляд ничего не значат.

Ладвиг пересказал весь разговор с ратманом, стараясь ничего не упустить. Сообщил Виланду обо всех тайных знаках, которые подавал ему Олдрик.

– Вот и всё. Потом он сказал мне что-то напутственное на прощанье.

– Что именно?

– Мне это показалось несущественным, – Ладвиг, вспоминая, нахмурился, – что-то про берега.

– А нельзя ли подробнее, – стражник явно заинтересовался.

– Подробнее… Он надеялся… что я выберу правильный путь… и неизвестно… на какой берег… он меня выведет. Кажется, так.

Пока Виланд слушал воспоминания сержанта, на его губах несколько раз мелькнула улыбка.

– Скажи, Ладвиг, я так понимаю, что ты не местный? Как давно ты живёшь в Энгельбруке?

– Всего два длинных сезона.

– Ясно. Когда Олдрик произносил напутствие, он, случайно, не смотрел при этом в окно?

– Смотрел. А как вы догадались?

– Понимаешь, Ладвиг, «про берега», это своего рода местная присказка. Когда прямо через город протекает река, всегда возникают подобные поговорки. Представь, что ты стоишь на том же месте, что и Олдрик и смотришь в окно. Что ты там увидишь, на другом берегу реки?

– Ангельский Мост, – не задумываясь, ответил сержант.

– Вот тебе и подсказка.

– Получается, советник намекал на то, что к убийству причастен кто-нибудь из герцогской свиты?

– Может, он и не убийства имел в виду. Я лично не поверю, что у демона с дворцом есть что-то общее. Речь могла идти о контрабанде золота. Ратман Олдрик наверняка знал имя того, кто вас подслушивал. Это тоже должен быть человек, не являющийся уроженцем Энгельбрука. Когда он будет передавать своим хозяевам подслушанный разговор, то едва ли обратит внимание на последнюю фразу.

– Тогда мне сильно повезло с помощником! – Обрадовался сержант.

– Будет тебе, Ладвиг. Начальство тоже меня хвалило. До поры до времени. Кстати, мы уже пришли.

Стоявшее на отшибе здание в районе Речных ворот Энгельбрука было резиденцией палача, или ночного мастера, как его называли в городе. По сути дела он был таким же служащим Магистрата, как и другие чиновники, но его обязанности имели довольно специфический характер. Помимо прямых своих функций, связанных с пытками и умерщвлением людей, а также приговорённых к смерти животных, палач руководил чисткой выгребных ям и сточных канав. Для этих работ городская стража сгоняла в его ведомство всех бродяг и нищих, попавшихся при облавах и не способных доказать своё право на сбор подаяния.

Надо ли говорить о том, что попрошайки как огня боялись попасть в такие команды золотарей. Трудиться приходилось ночами по колено в нечистотах за кусок хлеба и миску жидкого супа два раза в день, если конечно оставались силы, чтобы всё это проглотить. Ещё ночной мастер заведовал мертвецкой, где на время следствия хранились неопознанные тела. Под его же руководством происходило их погребение на специально отведённом для этого кладбище.

Палача в городе побаивались. Человек, имевший законное право отнимать жизни у других людей, вызывал в обитателях Энгельбрука суеверный ужас. Никто не рисковал приблизиться к нему на улице, не говоря уж о том, чтобы коснуться, пусть даже случайно, края его одежды. Человек, подвергнутый ночным мастером пытке, даже если он потом был оправдан судом, долгое время считался «нечистым» даже своими родственниками. Он мог обрести свой прежний статус только после того, как проводил декаду, или более в монастыре, целыми днями молясь и соблюдая строгий пост.

Магистратом был введён специальный головной убор, всегда закрывавший верхнюю часть лица палача и короткий чёрно-красный плащ, чтобы отличить его от остальных граждан. Ночному мастеру было запрещено самостоятельно делать покупки на рынке, чтобы не вызывать паники среди покупателей и не создавать тем самым давки. В праздничные дни палач обязан был находиться дома, дабы не смущать своим видом покой отдыхающих горожан. Рассказывают, что один ночной мастер, совсем недавно вступивший в свою должность и не слишком хорошо знавший её особенности, как-то перешёл дорогу свадебному кортежу. Разъярённые друзья жениха гнались за ним до самого его дома, выворачивая по пути из мостовой булыжники и бросая ими в незадачливого палача. Причём камни, достигшие своей цели, никто из нападавших повторно использовать так и не решился. Настолько прочны были суеверия, глубоко пустившие свои корни в сознании простых горожан.

Виланд взялся за тяжёлое кольцо на двери ведомства ночного мастера и постучал. На поверхности двери откинулась часть сложного орнамента, открывая небольшое оконце, откуда что-то негромко спросили. Ладвиг был занят тем, что высматривал среди прохожих знакомых, которым пришлось бы потом объяснять, по какой надобности он пришёл в этот дом. Именно поэтому он и не слышал, что же ответил стражник. Дверь распахнулась ровно настолько, чтобы они успели зайти внутрь, и сразу же стала закрываться. Судя по одеянию, им открыл один из могильщиков, их серые балахоны нельзя было перепутать ни с чем другим. Другой могильщик, согнувшись в три погибели и прихрамывая, нёс большой ворох тряпок, в которых сержант узнал погребальные саваны. Зрелище было не самым радостным и, поспешно отвернувшись, Ладвиг принялся созерцать разных размеров заступы, выстроившиеся в ряд вдоль стены. Виланд перекинулся несколькими словами с открывавшим дверь могильщиком и двинулся к двери в глубине помещения, кивком головы предложив сержанту идти следом.

Ладвиг видел ночного мастера Энгельбрука всего один раз в прошлом длинном сезоне, когда наблюдал публичную казнь шайки разбойников, грабивших караваны в окрестностях города. Главаря тогда приговорили к усекновению головы, прочим же грабителям досталась казнь попроще – через повешение. Находясь довольно далеко от эшафота, сержант не слишком присматривался к палачу, поэтому, со старательно скрываемым любопытством стал его разглядывать, оказавшись на расстоянии всего в пару шагов.

Телосложением ночной мастер был чем-то похож на матёрого кабана. Массивное бочкообразное туловище поддерживали короткие кривые ноги. Недостаточную для такой работы длину рук компенсировали широченные плечи, на которые была посажена, казалось, совсем не имевшая шеи голова. Находясь у себя дома, он не надевал свой головной убор, и сержант мог видеть низкий покатый лоб палача и наголо обритую голову. Выдающаяся переносица придавала его лицу птичье выражение, и в какой-то момент начинало казаться, что глаза находятся где-то по бокам головы.

Палач и Виланд встретились как старые знакомые, разве что не обнялись и не обменялись рукопожатиями. Стражник назвал его по имени, Астором, и, представив сержанта, объяснил цель своего визита. Ночной мастер особого интереса к Ладвигу не проявил, но сержант всё же почувствовал себя не слишком уютно, когда взгляд холодных глаз скользнул по его груди и шее. Пытаясь мысленно убеждать себя, что каждый человек смотрит на других сообразно своему профессиональному навыку, Ладвиг постарался не вздрогнуть и с достоинством встретил взгляд палача.

– Вчера, значит. С перебитой шеей? – Переспросил ночной мастер. – Вроде бы есть такая.

«Ну вот, а кто-то из наших утверждал, что он немой, – подумал сержант, – хотя, при его работе голос не главное».

– А ты её осматривал? – Спросил Виланд.

– Осматривал. А чего интересует?

– Особые приметы на теле есть какие-нибудь?

– Приметы… – палач поскрёб здоровенной пятернёй подбородок и задумался.

– Родимые пятна, шрамы от порезов или ожогов, – подсказал ему Виланд.

– Ну, от того, что она девицей померла, вам, наверное, проку мало. – Осклабился ночной мастер и разразился гулким противным смехом.

– Нам-то к чему знать эти подробности? – Брезгливо поморщился Ладвиг.

– Вам ни к чему, – продолжая смеяться, сказал палач, – а священнику знать положено, когда он заупокойную службу по убиенной проводить станет. Ему самому, что ли прикажете проверять?